IВ купе второго класса курьерского поезда ехало трое: чиновник казённой палаты Четвероруков, его молодая жена — Симочка и представитель фирмы «Эванс и Крумбель» — Василий Абрамович Сандомирский… А на одной из остановок к ним в купе подсел незнакомец в косматом пальто и дорожной шапочке. Он внимательно оглядел супругов Четвероруковых, представителя фирмы «Эванс и Крумбель» и, вынув газету, погрузился в чтение. Особенная — дорожная — скука повисла над всеми. Четвероруков вертел в руках портсигар, Симочка постукивала каблучками и переводила рассеянный взгляд с незначительной физиономии Сандомирского на подсевшего к ним незнакомца, а Сандомирский в десятый раз перелистывал скверный юмористический журнал, в котором он прочел всё, вплоть до фамилии типографщика и приёма подписки. — Нам ещё ехать пять часов,— сказала Симочка, сладко зевая.— Пять часов отчаянной скуки! — Езда на железных дорогах однообразна, чем и утомляет пассажиров,— наставительно отвечал муж. А Сандомирский сказал: — И железные дороги невыносимо дорого стоят. Вы подумайте: какой-нибудь билет стоит двенадцать рублей. И, пересмотрев ещё раз свой юмористический журнал, добавил: — Уже я не говорю о плацкарте! — Главное, что скучно! — стукнула ботинком Симочка. Сидевший у дверей незнакомец сложил газету, обвёл снова всю компанию странным взглядом и засмеялся. И смех его был странный, клокочущий, приду́шенный, и последующие слова его несказанно всех удивили. — Вам скучно? Я знаю, отчего происходит скука… Оттого, что все вы — не те, которыми притворяетесь, а это ужасно скучно. — То есть как мы не те? — обиженно возразил Сандомирский.— Мы вовсе — те. Я как человек интеллигентный… Незнакомец улыбнулся и сказал: — Мы все не те, которыми притворяемся. Вот вы — кто вы такой? — Я? — поднял брови Сандомирский.— Я представитель фирмы «Эванс и Крумбель», сукна, трико и бумазеи. — Ах-ха-ха-ха! — закатился смехом незнакомец.— Так я и знал, что вы придумаете самое нелепое! Ну зачем же вы лжёте себе и другим? Ведь вы кардинал при папском дворе в Ватикане и нарочно прячетесь под личиной какого-то Крумбеля! — Ватикан? — пролепетал испуганный и удивлённый Сандомирский.— Я Ватикан? — Не Ватикан, а кардинал! Не притворяйтесь дураком. Я знаю, что вы одна из умнейших и хитрейших личностей современности! Я слышал кое-что о вас! — Извините,— сказал Сандомирский.— Но эти шутки мне не надо! II— Джузеппе! — серьёзно проворчал незнакомец, кладя обе руки на плечи представителя фирмы «Эванс и Крумбель».— Ты меня не обманешь! Вместо глупых разговоров я бы хотел послушать от тебя что-нибудь о Ватикане, о тамошних порядках и о твоих успехах среди набожных знатных итальянок… — Пустите меня! — в ужасе закричал Сандомирский.— Что это такое?! — Тссс! — зашипел незнакомец, закрывая ладонью рот коммивояжера.— Не надо кричать. Здесь дама. Он сел на своё место у дверей, потом засунул руку в карман и, вынув револьвер, навёл его на Сандомирского. — Джузеппе! Я человек предобрый, но если около меня сидит притворщик, я этого не переношу! Симочка ахнула и откинулась в самый угол. Четвероруков поёрзал на диване, попытался встать, но решительный жест незнакомца пригвоздил его к месту. — Господа! — сказал странный пассажир.— Я вам ничего дурного не делаю. Будьте спокойны. Я только требую от этого человека, чтобы он признался — кто он такой? — Я Сандомирский! — прошептал белыми губами коммивояжер. — Лжёшь, Джузеппе! Ты кардинал. Дуло револьвера смотрело на Сандомирского одиноким чёрным глазом. Четвероруков испуганно покосился на незнакомца и шепнул Сандомирскому: — Вы видите, с кем вы имеете дело… Скажите ему, что вы кардинал. Что вам стоит? — Я же не кардинал!! — в отчаянии прошептал Сандомирский. — Он стесняется сказать вам, что он кардинал,— заискивающе обратился к незнакомому господину Четвероруков.— Но, вероятно, он кардинал. — Не правда ли?! — подхватил незнакомец.— Вы не находите, что в его лице есть что-то кардинальное? — Есть! — с готовностью отвечал Четвероруков.— Но… стоит ли вам так волноваться из-за этого?.. — Пусть он скажет! — капризно потребовал пассажир, играя револьвером. — Ну, хорошо! — закричал Сандомирский.— Хорошо! Ну, я кардинал. III— Видите! — сделал незнакомец торжествующий жест.— Я вам говорил… Все люди не те, кем они кажутся! Благословите меня, ваше преподобие! Коммивояжер нерешительно пожал плечами, протянул обе руки и помахал ими над головой незнакомца. Симочка фыркнула. — При чём тут смех? — обиделся Сандомирский.— Позвольте мне, господин, на минутку выйти. — Нет, я вас не пущу,— сказал пассажир.— Я хочу, чтобы вы нам рассказали о какой-нибудь забавной интрижке с вашими прихожанками. — Какие прихожанки? Какая может быть интриж…?! При взгляде на револьвер коммивояжер понизил голос и уныло сказал: — Ну, были интрижки,— стоит об этом говорить… — Говорите!! — бешено закричал незнакомец. — Уберите ваш пистолет — тогда расскажу. Ну, что вам рассказать… Однажды в меня влюбилась одна итальянская дама… — Графиня? — спросил пассажир. — Ну, графиня. Вася, говорит, я тебя так люблю, что ужас. Целовались. — Нет, вы подробнее… Где вы с ней встретились и как впервые возникло в вас это чувство?.. Представитель фирмы «Эванс и Крумбель» наморщил лоб и, взглянув с тоской на Четверорукова, продолжал: — Она была на балу. Такое белое платье с розами. Нас познакомил посланник какой-то. Я говорю: «Ой, графиня, какая вы хорошень…!» — Что вы путаете,— сурово перебил пассажир.— Разве можно вам, духовному лицу, быть на балу? — Ну, какой это бал! Маленькая домашняя вечеринка. Она мне говорит: «Джузеппе, я несчастна! Я хотела бы перед вами причаститься». — Исповедаться! — поправил незнакомец. — Ну, исповедаться. Хорошо, говорю я. Приезжайте. А она приехала и говорит: «Джузеппе, извините меня, но я вас люблю». — Ужасно глупый роман! — бесцеремонно заявил незнакомец.— Ваши соседи выслушали его без всякого интереса. Если у папы все такие кардиналы, я ему не завидую! IVОн благосклонно взглянул на Четверорукова и вежливо сказал: — Я не понимаю, как вы можете оставлять вашу жену скучающей, когда у вас есть такой прекрасный дар… Четвероруков побледнел и робко спросил: — Ка…кой ддар? — Господи! Да пение же! Ведь вы хитрец! Думаете, если около вас висит форменная фуражка, так уж никто и не догадается, что вы знаменитый баритон, пожинавший такие лавры в столицах?.. — Вы ошиблись,— насильственно улыбнулся Четвероруков.— Я чиновник Четвероруков, а это моя жена Симочка. — Кардинал! — воскликнул незнакомец, переведя дуло револьвера на чиновника.— Как ты думаешь, кто он: чиновник или знаменитый баритон? Сандомирский злорадно взглянул на Четверорукова и, пожав плечами, сказал: — Наверное, баритон! — Видите! Устами кардиналов глаголет истина. Спойте что-нибудь, маэстро! Я вас умоляю. — Я не умею! — беспомощно пролепетал Четвероруков.— Уверяю вас, у меня голос противный, скрипучий! — Ах-хах-ха! — засмеялся незнакомец.— Скромность истинного таланта! Прошу вас — пойте! — Уверяю вас… — Пойте! Пойте, чёрт возьми!!! Четвероруков конфузливо взглянул на нахмуренное лицо жены и, спрятав руки в карманы, робко и фальшиво запел: По синим волнам океана, Подперев голову рукой, незнакомец внимательно, с интересом слушал пение. Время от времени он подщёлкивал пальцами и подпевал. — Хорошо поёте! Тысяч шесть получаете? Наверное, больше! Знаете, что там ни говори, а музыка смягчает нравы. Не правда ли, кардинал? — Ещё как! — нерешительно сказал Сандомирский. — Вот видите, господа! Едва вы перестали притворяться, стали сами собою, как настроение ваше улучшилось и скуки как не бывало. Ведь вы не скучаете? — Какая тут скука! — вздохнул представитель фирмы «Эванс и Крумбель».— Сплошное веселье. — Я очень рад. Я замечаю, сударыня, что и ваше личико изменило своё выражение. Самое ужасное в жизни, господа, это фальшь, притворство. И если смело, энергично за это взяться — всё фальшивое и притворное рассеется. Ведь вы раньше считали, вероятно, этого господина коммивояжером, а вашего мужа чиновником. Считали, может быть, всю жизнь… А я в два приёма снял с них личину. Один оказался кардиналом, другой — баритоном. Не правда ли, кардинал? — Вы говорите, как какая-нибудь книга,— печально сказал Сандомирский. — И самое ужасное, что ложь — во всём. Она окружает нас с пелёнок, сопровождает на каждом шагу, мы ею дышим, носим её на своём лице, на теле. Вот, сударыня, вы одеты в светлое платье, корсет и ботинки с высокими каблуками. Я ненавижу всё лживое, обманчивое. Сударыня! Осмелюсь почтительнейше попросить вас — снимите платье! Оно скрывает прекраснейшее, что есть в природе,— тело! Странный пассажир галантно направил револьвер на мужа Симочки и, глядя на неё в упор, мягко продолжал: — Будьте добры раздеться… Ведь ваш супруг ничего не будет иметь против этого?.. Супруг Симочки взглянул потускневшими глазами на дуло револьвера и, стуча зубами, отвечал: — Я… нич… чего… Я сам любблю красоту. Немножко раздеться можно, хе… хе… Глаза Симочки метали молнии. Она с отвращением посмотрела на бледного Четверорукова, на притихшего Сандомирского, энергично вскочила и сказала, истерически смеясь: — Я тоже люблю красоту и ненавижу трусость. Я для вас разденусь! Прикажите только вашему кардиналу отвернуться. — Кардинал! — строго сказал незнакомец.— Вам, как духовному лицу, нельзя смотреть на сцену сцен. Закройтесь газетой! — Симочка…— пролепетал Четвероруков.— Ты… немножко. — Отстань, без тебя знаю! Она расстегнула лиф, спустила юбку и, ни на кого не смотря, продолжала раздеваться, бледная, с нахмуренными бровями. — Не правда ли, я интересная? — задорно сказала она, улыбаясь углами рта.— Если вы желаете меня поцеловать, можете попросить разрешения у мужа — он, вероятно, позволит. — Баритон! Разреши мне почтительнейше прикоснуться к одной из лучших женщин, которых я знал. Многие считают меня ненормальным, но я разбираюсь в людях! Четвероруков молча, с прыгающей нижней челюстью и ужасом в глазах смотрел на страшного пассажира. — Сударыня! Он, очевидно, ничего не имеет против. Я почтительнейше поцелую вашу руку… Поезд замедлял ход, подходя к вокзалу большого губернского города. — Зачем же руку? — болезненно улыбнулась Симочка.— Мы просто поцелуемся! Ведь я вам нравлюсь? Незнакомец посмотрел на её стройные ноги в чёрных чулках, обнажённые руки и воскликнул: — Я буду счастлив! Не сводя с мужа пылающего взгляда, Симочка обняла голыми руками незнакомца и крепко его поцеловала. Поезд остановился. Незнакомец поцеловал Симочкину руку, забрал свои вещи и сказал: — Вы, кардинал, и вы, баритон! Поезд стоит здесь пять минут. Эти пять минут я тоже буду стоять на перроне с револьвером в кармане. Если кто-нибудь из вас выйдет — я застрелю того. Ладно? — Идите уж себе! — простонал Сандомирский. Когда поезд двинулся, дверцы купе приоткрылись, и в отверстие просунулась рука кондуктора с запиской. Четвероруков взял её и с недоумением прочёл: «Сознайтесь, что мы не проскучали… Этот оригинальный, но действительный способ сокращать дорожное время имеет ещё то преимущество, что всякий показывает себя в натуральную величину. Нас было четверо: дурак, трус, мужественная женщина и я — весельчак, душа общества. Баритон! Поцелуйте от меня кардинала…» 1910 |
Главная » Статьи » Литературный журнал |
Источник: http://ostrovok.de/p/averchenko/chetvero.html
Автор публикации: Аркадий Аверченко | |